Волшебник/Флейтист. Продать магическую флейту музыканту за души детей. "Откуда я возьму их столько?" - "В некоторых деревнях детей - как крыс. Они пойдут за песней твоей флейты".
- Эй, музыкант, не волнуйся так сильно. Уж меня тебе бояться не стоит. Да уж конечно, нервно дергаётся угол рта у странствующего миннезингера, нет причин для беспокойства – враждебно настроенная к тебе пивнушка (местные очень не любят «фальшивящих бездельников»), пожилой и странный скупщик краденого, по-видимому, и лежащая перед ним флейта – белая-белая, как женская грудь, и такая же плавная и мягкая. Флейтист протянул к ней руки, чтобы взять, опробовать, просто подержать и не дышать при виде этого чуда – старик же отодвинул её и тихонько цокает языком. - Ну будет, будет. Она должна сама к тебе пойти, музыкант. - Но разве не… - Да. Но – ты же знаешь, флейты как женщины: излишне продажные теряют своё качество. И громко рассмеялся от своего примера. Как там было у Шекспира, рассеянно думал бард, ах, вот же – «Объявите меня каким угодно инструментом, вы можете расстроить меня, но играть на мне нельзя». Сэр Уильям, сэр Уильям, к чему я вспомнил Вас? Ах, да – и женщина, и флейта… И тут старик прикоснулся губами к инструменту и – о боги, от столь чудесной музыки дыхание сбивается, кровь подступает лицу, а сам флейтист и вовсе забыл, что такое он и мир: глядя на сосредоточенное лицо колдуна и нежную, звенящую в его устал флейту, он только и мог думать, как о том, что следует сделать для этого прекрасного инструмента – он даже бы смог… Нет. И тут волшебник остановил свою прекрасную игру. Он с вопросом посмотрел на побледневшего, потупившегося враз миннезингера. - Ты когда был с женщиной, музыкант? – старик наклонился к нему через стол, глядя пытливо и с любопытством. – Ну разумеется, они же сходят с ума от твоей профессии, музыкант, да и ты к тому же привлекателен. Ты когда-нибудь касался ртом её… ну не смотри так на меня, мы не в том месте, чтобы чего-нибудь стесняться. Я как отец, выдающий свою дочку замуж – я знаю, о чем говорю. С флейтами также: особенных всегда нужно заслужить, чтобы… - Я не готов платить такую цену. Ответ флейтиста звучал резко и категорично; он поднял глаза и исподлобья смотрел на волшебника. А он, казалось, только веселился. - Отчего же, юноша? - Это дети. Ладно сотня взрослых – дети!... - Это дорогая цена, согласен. Но сотня детей ничто, по сравнению с тысячами, ставших от твоей игры гениями. - Да откуда я найду столько! - Значит, ты согласен? – коротко засмеялся старик. - Я задал вопрос. Я не выражал своего согласия. - В деревнях детей как крыс. Ты же видел их: голодные, со вздутыми животами, голоногие – будущие преемники своих пьющих отцов и безграмотных матерей. Если только не умрут от голода или не скончаются в родах, молясь, чтобы хотя бы их следующий ребёнок прожил чуть больше недели… - Хватит. - Ты думаешь, для них будет хуже умереть, чем жить вот так? - Жизнь – она… - Всегда прекрасна? Уморил. Тебе даже ничего не надо делать – ты просто должен играть. Они всюду пойдут за тобой, куда бы ты их не завёл – да хоть бы и в Мёртвую Землю. Бродячий музыкант сжался: он перебирал край своего прохудившегося кафтана, кусал губы и не знал, что ему говорить и делать. Всякий раз, когда он поднимал глаза на волшебника, он видел в руках его флейту, пугался и отворачивался снова, как будто стеснялся женщины, которой недостоин. Теперь мысль о зачаровывающей музыке, способной привести детей куда угодно, больше его не пугала, придавала энтузиазм и заставляла взять эту флейту из рук волшебника… И он взял. Дерево под его руками зазвучало, замурлыкало как кошка; старик же широко и добро улыбался, как будто подарил еду нуждавшимся. - Я так и думал, - ответил он, отодвигаясь от музыканта. – Я так и думал. Юноша растерянно держал в руках белую флейту и от смеси страха, восторга и какого-то неуловимого чувства буйного торжества даже забыл, как дышать. - Когда мне надо будет расплатиться? – медленно спросил он у флейты. - Не думай об этом, - беспечно ответил старик, - плата придёт сама. Как только ты начнёшь играть.
Музыкант поднёс свою флейту к губам и заиграл. В пабе наступила полная тишина: все смотрели на одиноко сидящего за столом парня, играющего на белой флейте…
-
-
15.12.2011 в 13:05- Эй, музыкант, не волнуйся так сильно. Уж меня тебе бояться не стоит.
Да уж конечно, нервно дергаётся угол рта у странствующего миннезингера, нет причин для беспокойства – враждебно настроенная к тебе пивнушка (местные очень не любят «фальшивящих бездельников»), пожилой и странный скупщик краденого, по-видимому, и лежащая перед ним флейта – белая-белая, как женская грудь, и такая же плавная и мягкая. Флейтист протянул к ней руки, чтобы взять, опробовать, просто подержать и не дышать при виде этого чуда – старик же отодвинул её и тихонько цокает языком.
- Ну будет, будет. Она должна сама к тебе пойти, музыкант.
- Но разве не…
- Да. Но – ты же знаешь, флейты как женщины: излишне продажные теряют своё качество.
И громко рассмеялся от своего примера. Как там было у Шекспира, рассеянно думал бард, ах, вот же – «Объявите меня каким угодно инструментом, вы можете расстроить меня, но играть на мне нельзя». Сэр Уильям, сэр Уильям, к чему я вспомнил Вас? Ах, да – и женщина, и флейта…
И тут старик прикоснулся губами к инструменту и – о боги, от столь чудесной музыки дыхание сбивается, кровь подступает лицу, а сам флейтист и вовсе забыл, что такое он и мир: глядя на сосредоточенное лицо колдуна и нежную, звенящую в его устал флейту, он только и мог думать, как о том, что следует сделать для этого прекрасного инструмента – он даже бы смог…
Нет.
И тут волшебник остановил свою прекрасную игру. Он с вопросом посмотрел на побледневшего, потупившегося враз миннезингера.
- Ты когда был с женщиной, музыкант? – старик наклонился к нему через стол, глядя пытливо и с любопытством. – Ну разумеется, они же сходят с ума от твоей профессии, музыкант, да и ты к тому же привлекателен. Ты когда-нибудь касался ртом её… ну не смотри так на меня, мы не в том месте, чтобы чего-нибудь стесняться. Я как отец, выдающий свою дочку замуж – я знаю, о чем говорю. С флейтами также: особенных всегда нужно заслужить, чтобы…
- Я не готов платить такую цену.
Ответ флейтиста звучал резко и категорично; он поднял глаза и исподлобья смотрел на волшебника. А он, казалось, только веселился.
- Отчего же, юноша?
- Это дети. Ладно сотня взрослых – дети!...
- Это дорогая цена, согласен. Но сотня детей ничто, по сравнению с тысячами, ставших от твоей игры гениями.
- Да откуда я найду столько!
- Значит, ты согласен? – коротко засмеялся старик.
- Я задал вопрос. Я не выражал своего согласия.
- В деревнях детей как крыс. Ты же видел их: голодные, со вздутыми животами, голоногие – будущие преемники своих пьющих отцов и безграмотных матерей. Если только не умрут от голода или не скончаются в родах, молясь, чтобы хотя бы их следующий ребёнок прожил чуть больше недели…
- Хватит.
- Ты думаешь, для них будет хуже умереть, чем жить вот так?
- Жизнь – она…
- Всегда прекрасна? Уморил. Тебе даже ничего не надо делать – ты просто должен играть. Они всюду пойдут за тобой, куда бы ты их не завёл – да хоть бы и в Мёртвую Землю.
Бродячий музыкант сжался: он перебирал край своего прохудившегося кафтана, кусал губы и не знал, что ему говорить и делать. Всякий раз, когда он поднимал глаза на волшебника, он видел в руках его флейту, пугался и отворачивался снова, как будто стеснялся женщины, которой недостоин. Теперь мысль о зачаровывающей музыке, способной привести детей куда угодно, больше его не пугала, придавала энтузиазм и заставляла взять эту флейту из рук волшебника…
И он взял.
Дерево под его руками зазвучало, замурлыкало как кошка; старик же широко и добро улыбался, как будто подарил еду нуждавшимся.
- Я так и думал, - ответил он, отодвигаясь от музыканта. – Я так и думал.
Юноша растерянно держал в руках белую флейту и от смеси страха, восторга и какого-то неуловимого чувства буйного торжества даже забыл, как дышать.
- Когда мне надо будет расплатиться? – медленно спросил он у флейты.
- Не думай об этом, - беспечно ответил старик, - плата придёт сама. Как только ты начнёшь играть.
Музыкант поднёс свою флейту к губам и заиграл.
В пабе наступила полная тишина: все смотрели на одиноко сидящего за столом парня, играющего на белой флейте…