Мальчик-реалист | Лес. Спрятаться в лесу от убийц семьи и страшиться каждой тени и шороха. Странная встреча с лесным духом, предложение стать членом семьи Леса. Акцент на сказочности происходящего и разумности мальчишки. NH!
Ночь – это всегда было очень страшно, особенно именно сегодня. Она отчасти была ему на руку: он бежал, задыхаясь, стараясь не скулить от боли – и какой, какой идиот разбил бутылку? ногу порезал, вот чёрт – босиком, но – зато его не видно. Не видно, не видно, не видно. Это хорошо, что не видно. Но ногу надо было чем-нибудь перемотать. А нечем: бинты в доме, а в доме – этот псих. Не дай бог вернуться домой. Мысли его метались лихорадочно, но, собравшись, принял решение добежать до бабушки, а от неё вызвонить полицию – она была ближе, чем они, и наверняка ничего о случившемся не знает… а если даже уже знает, то ему это даже на руку – наверняка они его хватятся, в доме-то только его трупа нет… Страшно. Безумно страшно. А тут ещё этот лес. Да и ночь. Его старшая сестра, экспансивная и слегка стукнутая мистицизмом девушка говорила ему, что де у этого леса энергетика какая-то мощная, что из-за того, что в прошлом году тут маньяк развлекался, здесь призраки всякие летают, ещё какая-то такая фигня… Он смеялся над этим: ну, Господи, ну что за бред, какие-такие призраки, о чем это существо вообще вещает? А вот теперь он бы над этим смеяться не стал. Хотя это всё, конечно, и бред. Он начал озираться вокруг себя: заблудился. Вот черт, заблудился, этого ему не хватало – ночью, убегая от сумасшедшего психа, волоча пораненную ногу, заблудиться! Что ещё сегодня произойдёт?! Его мучило желание сесть на землю и заплакать, но мозгами он понимал, что не имеет права это делать – по крайней мере не сейчас, когда тебя могут услышать, и таки доделать то, что хотели – а чего этот придурок все-таки хотел, зачем он их всех убил? Папу, маму зачем убил, сестру? Собаку? Уж собака-то тут при чем? Хотя она же выдать может… Никогда ему ещё не было так страшно. Ненавистная ночь. Когда позади него раздалось шуршание, мальчик от ледяного ужаса замер: «неужели догнал?» - он не слышал ни издевательского нервного хихиканья своего преследователя, ни шороха одежды – просто кто-то шел по палым – ещё с того года – листьям и тихонько… хихикал? Он медленно повернулся: неподалеку от него сидел мальчишка, его ровесник. Разница была в том, что мальчишка – видно даже в ночном сумраке – был чумазый, волосы у него были длинными и встрепанными, и из них торчали листья и веточки. Мальчишка был явно заинтересован: он смотрел на гостя, ехидно улыбаясь, и с любопытством разглядывал грязного испуганного мальчишку с босыми ногами. - Эй, - сказал он, - ты чего ночью в лесу шляешься, а? Не спится тебе, да? Он не знал, что ему ответить, лишь прерывисто дышал – от перевозбуждения и долгого бега. - Не спится, - с удовольствием констатировал мальчишка. – А хочешь, усыплю? Да так, чтоб надолго? А? Он медленно покачал головой: надо было бы что-нибудь сказать этому парню, но что, когда никакие слова не идут ему на ум? Хотелось бы его спросить в ответ, что он ночью в лесу забыл, раз такой принципиальный… - А хочешь, ветку проглочу? Вот смотри: аааа… - Не надо. - Ты чего, больной, что ли? - Мне нужен телефон, - наконец произнес мальчик, кривясь от боли: рана начинала сильно пульсировать... - Чегоооо?! Бродяжка смотрел на него с таким нескрываемым изумлением, что и сам мальчик удивился: он что, никогда о телефонах не слышал? Да бред, быть того не может… - Телефон, - повторил он. – У тебя родители есть? - Ну есть. А зачем они тебе? - Мне нужно позвонить. За мной гонятся… - Что, правда, что ли? Ну ты даешь! Мальчик почти с ненавистью взглянул на своего улыбающегося собеседника: вот будь у него сил чуть побольше, обязательно бы ударил, с размаху да по наглой грязной роже… Он тем временем переключил свое внимание на больную ногу беглеца и неодобрительно поцокал языком. - Ууу, бедолага. Раскидали тут, свиньи, убивал бы, - последние слова он произнёс с такой искренней ненавистью, что мальчик испугался: он ведь и так почти что сейчас был свидетелем убийства… - Дай полечу. - Ты что, здесь, что ли, лечить собрался? - Ну а где ещё? Не домой же потащу, меня родители убьют за то, что человека в дом привёл… «Человека? В дом?». Мальчик подумал, что ослышался: ну в самом деле, очень странная фигура речи для пацана, который сам человеком является; впрочем, потом он решил не циклиться на этом, так как произошло нечто удивительное. Стоило его неожиданному спасителя коснуться раны, как она в считанные мгновения стала заживать. Он никак не мог поверить своим глазам: она уменьшалась, боль от неё проходила, кровь перестала течь, и через какие-то жалкие секунды она исчезла совсем, словно её и не было никогда. Только впитавшаяся в кожу кровь напоминала о том, что нога когда-то в этом месте была порезана. - Офигеть, - выдал из себя мальчик. «Этого не может быть. Не может этого быть!». - Чего? - Здорово, говорю. Это… это ты сам, что ли? Где научился? - Ну это легко, вообще-то, - мальчик смотрел на него как на умалишенного. – У меня все так умеют. Ты откуда свалился? - Ниоткуда… Мальчик не знал, что ещё сказать этому странному пареньку: он так был шокирован тем, что тот его вылечил, что даже забыл на время о своём преследовании. Но когда он о нём вспомнил, то вновь встревожился: - Ты знаешь, как выйти отсюда в город? - Знаю, - небрежно тянет мальчик. – Но мне родители не разрешают, там люди. - Что за чушь, ты же сам… Мальчик осекся; неподалеку раздался шум шагов и чье-то невнятное бормотание. Сердце его упало тут же вниз: он никогда в жизни не спутал бы эту походку ни с чьей другой – после всего того, что произошло у них дома. - Мы пропали, - бесшумно пошевелил он губами; кажется, даже неосознанно заплакал от охватившего душу ужаса и предчувствии того, что с ними может сделать этот человек… «Пожалуйста, Господи, пожалуйста, не надо, прошу тебя, пожалуйста, пожалуйста, по…». Мальчишка, сидевший рядом с ним, повернул голову в сторону источника шума и усмехнулся. Затем внезапно схватил его под подмышки и… Он так и не понял, каким образом они очутились на дереве: он, толстенький городской балованный ребёнок, и втащивший его тощий лохматый хмырь. Но мало того, что они оказались на дереве, так ещё и на высоте такой… значимой. И их не увидеть, и они всё видят. - Как?! - Да тихо ты, услышит, - шикнул на него паренёк; он, изогнувшись как кот, смотрел немигающим цепким взором вниз. – Этот за тобой гонится, да? - Да… - Мальчик вжался спиной в ствол: он уже и не знал, кого бояться, вот этого, внизу, с ножом, или этого, который рядом. – Я один остался. Там у меня и сестра, и мама была, собака… - Сволочь, - словно сплюнул мальчишка. Лицо его как-то неуловимо резко поменялось с беззаботно-любопытного на серьёзно-озлобленное, глаза прищурились, а губы скривились в резкую ломаную линию. И тут он легонечко свистнул. Вообще свистом это назвать было никак нельзя, что-то среднее между звуком при выдохе, шипения, свист и ещё черт знает чего; после этого вокруг них заплясали огоньки, и тут произошло невероятное, то, что привело мальчика в невероятный испуг. Из-под каждого листика, из-под каждой веточки, скважины, щели, коряги – отовсюду посыпались разные маленькие существа: там были феи, летящие и светящиеся человечки длиной каких-то жалких три-четыре сантиметра, с блестящими крылышками и красными шапочками; были троу – мальчик безошибочно определил их, так как не столь давно в книжке у сестры про них читал, и смеялся ещё – страшноватые создания, надо сказать; какие-то твари с телом крупных, очень крупных муравьев (сантиметров пятнадцать, никак не меньше) и головой льва; и ещё куча всяких существ, отовсюду, отовсюду… «Этого не может быть». Он сидел и растерянно хлопал глазами; а человек, убийца его семьи, продолжал идти, пока не замечая этого всего перед собой. - Смотри, - хихикнул его неожиданный спаситель. – Сейчас весело будет! И тут человек громко закричал. Дальнейшего мальчик не видел; зазвучала музыка, кто-то захохотал, засмеялся, свет внизу завихрился, а мальчик вжал голову в колени и не знал, что вообще делать и о чем ему думать. «Черт, но как же это… как же…». - Давай, - дернул его мальчик, - я тебя к городу отведу. Хотя знаешь… - и он стал придирчиво разглядывать испуганного беглеца, отчего сердце того едва не выскочило, отчаянно стуча в истерике о грудь. – А давай ты с нами останешься! Мальчик знал, что лесные жители делают, чтобы оставить человека с собой. Знал и боялся этого, даже, наверное, больше, чем маньяка с топором, вырезавшего семью. «Русалки топят. Феи крадут. Эльфы начинают танцевать. А потом умираешь или сходишь с ума, и остаешься с ними. Обязательно. Потому что они так решили. Я же читал…». - Нет, - замотал он отчаянно головой. – Нет. Нет. Я домой, у меня бабушка… - Ну как знаешь, - парень пожал плечами. – Я предложил просто: у нас семья хорошая, лесная. - Нет, - чуть более уверенно сказал мальчик, выдохнув: он понял, что никто насильно его принуждать становиться лешим (или кто там, этот бесноватый парнишка) не будет, а, значит, можно было успокоиться. – Я в гости приходить буду, ладно? - Спрашиваешь! – оживился собеседник. Музыка внизу тем временем затихла, а свет исчез вовсе; когда они спустились с дерева, мальчик увидел труп убийцы – в неестественной позе (как будто во время танца ему вывернуло ноги наизнанку), с лицом, застывшем в предсмертной судороге (или ужасе?), с распростертыми руками и пеной возле рта. Леший презрительно показал трупу язык, после чего весело спросил мальчика: - Ну что же, пойдём домой?
Когда на следующий день полиция забрала тело убийцы, следователи никак не могли понять, отчего мог так странно умереть этот ужасный человек, распластавшийся в нелепой позе по земле; мальчика передали на попечение бабушки с дедушкой, выплатив им щедрую компенсацию, к нему периодически приходил поставленный психолог, с которым мальчик общался дружелюбно, но довольно скупо; а каждый вечер он, втайне от родных, убегал в лес, забрав с собой какую-нибудь настольную игру или просто интересную вещь…
-
-
16.04.2011 в 02:05Ночь – это всегда было очень страшно, особенно именно сегодня.
Она отчасти была ему на руку: он бежал, задыхаясь, стараясь не скулить от боли – и какой, какой идиот разбил бутылку? ногу порезал, вот чёрт – босиком, но – зато его не видно. Не видно, не видно, не видно. Это хорошо, что не видно.
Но ногу надо было чем-нибудь перемотать.
А нечем: бинты в доме, а в доме – этот псих. Не дай бог вернуться домой.
Мысли его метались лихорадочно, но, собравшись, принял решение добежать до бабушки, а от неё вызвонить полицию – она была ближе, чем они, и наверняка ничего о случившемся не знает… а если даже уже знает, то ему это даже на руку – наверняка они его хватятся, в доме-то только его трупа нет…
Страшно. Безумно страшно.
А тут ещё этот лес. Да и ночь.
Его старшая сестра, экспансивная и слегка стукнутая мистицизмом девушка говорила ему, что де у этого леса энергетика какая-то мощная, что из-за того, что в прошлом году тут маньяк развлекался, здесь призраки всякие летают, ещё какая-то такая фигня… Он смеялся над этим: ну, Господи, ну что за бред, какие-такие призраки, о чем это существо вообще вещает?
А вот теперь он бы над этим смеяться не стал. Хотя это всё, конечно, и бред.
Он начал озираться вокруг себя: заблудился. Вот черт, заблудился, этого ему не хватало – ночью, убегая от сумасшедшего психа, волоча пораненную ногу, заблудиться! Что ещё сегодня произойдёт?!
Его мучило желание сесть на землю и заплакать, но мозгами он понимал, что не имеет права это делать – по крайней мере не сейчас, когда тебя могут услышать, и таки доделать то, что хотели – а чего этот придурок все-таки хотел, зачем он их всех убил? Папу, маму зачем убил, сестру? Собаку? Уж собака-то тут при чем? Хотя она же выдать может…
Никогда ему ещё не было так страшно.
Ненавистная ночь.
Когда позади него раздалось шуршание, мальчик от ледяного ужаса замер: «неужели догнал?» - он не слышал ни издевательского нервного хихиканья своего преследователя, ни шороха одежды – просто кто-то шел по палым – ещё с того года – листьям и тихонько… хихикал?
Он медленно повернулся: неподалеку от него сидел мальчишка, его ровесник. Разница была в том, что мальчишка – видно даже в ночном сумраке – был чумазый, волосы у него были длинными и встрепанными, и из них торчали листья и веточки. Мальчишка был явно заинтересован: он смотрел на гостя, ехидно улыбаясь, и с любопытством разглядывал грязного испуганного мальчишку с босыми ногами.
- Эй, - сказал он, - ты чего ночью в лесу шляешься, а? Не спится тебе, да?
Он не знал, что ему ответить, лишь прерывисто дышал – от перевозбуждения и долгого бега.
- Не спится, - с удовольствием констатировал мальчишка. – А хочешь, усыплю? Да так, чтоб надолго? А?
Он медленно покачал головой: надо было бы что-нибудь сказать этому парню, но что, когда никакие слова не идут ему на ум? Хотелось бы его спросить в ответ, что он ночью в лесу забыл, раз такой принципиальный…
- А хочешь, ветку проглочу? Вот смотри: аааа…
- Не надо.
- Ты чего, больной, что ли?
- Мне нужен телефон, - наконец произнес мальчик, кривясь от боли: рана начинала сильно пульсировать...
- Чегоооо?!
Бродяжка смотрел на него с таким нескрываемым изумлением, что и сам мальчик удивился: он что, никогда о телефонах не слышал? Да бред, быть того не может…
- Телефон, - повторил он. – У тебя родители есть?
- Ну есть. А зачем они тебе?
- Мне нужно позвонить. За мной гонятся…
- Что, правда, что ли? Ну ты даешь!
Мальчик почти с ненавистью взглянул на своего улыбающегося собеседника: вот будь у него сил чуть побольше, обязательно бы ударил, с размаху да по наглой грязной роже…
Он тем временем переключил свое внимание на больную ногу беглеца и неодобрительно поцокал языком.
- Ууу, бедолага. Раскидали тут, свиньи, убивал бы, - последние слова он произнёс с такой искренней ненавистью, что мальчик испугался: он ведь и так почти что сейчас был свидетелем убийства… - Дай полечу.
- Ты что, здесь, что ли, лечить собрался?
- Ну а где ещё? Не домой же потащу, меня родители убьют за то, что человека в дом привёл…
«Человека? В дом?».
Мальчик подумал, что ослышался: ну в самом деле, очень странная фигура речи для пацана, который сам человеком является; впрочем, потом он решил не циклиться на этом, так как произошло нечто удивительное.
Стоило его неожиданному спасителя коснуться раны, как она в считанные мгновения стала заживать. Он никак не мог поверить своим глазам: она уменьшалась, боль от неё проходила, кровь перестала течь, и через какие-то жалкие секунды она исчезла совсем, словно её и не было никогда. Только впитавшаяся в кожу кровь напоминала о том, что нога когда-то в этом месте была порезана.
- Офигеть, - выдал из себя мальчик.
«Этого не может быть. Не может этого быть!».
- Чего?
- Здорово, говорю. Это… это ты сам, что ли? Где научился?
- Ну это легко, вообще-то, - мальчик смотрел на него как на умалишенного. – У меня все так умеют. Ты откуда свалился?
- Ниоткуда…
Мальчик не знал, что ещё сказать этому странному пареньку: он так был шокирован тем, что тот его вылечил, что даже забыл на время о своём преследовании. Но когда он о нём вспомнил, то вновь встревожился:
- Ты знаешь, как выйти отсюда в город?
- Знаю, - небрежно тянет мальчик. – Но мне родители не разрешают, там люди.
- Что за чушь, ты же сам…
Мальчик осекся; неподалеку раздался шум шагов и чье-то невнятное бормотание.
Сердце его упало тут же вниз: он никогда в жизни не спутал бы эту походку ни с чьей другой – после всего того, что произошло у них дома.
- Мы пропали, - бесшумно пошевелил он губами; кажется, даже неосознанно заплакал от охватившего душу ужаса и предчувствии того, что с ними может сделать этот человек…
«Пожалуйста, Господи, пожалуйста, не надо, прошу тебя, пожалуйста, пожалуйста, по…».
Мальчишка, сидевший рядом с ним, повернул голову в сторону источника шума и усмехнулся. Затем внезапно схватил его под подмышки и…
Он так и не понял, каким образом они очутились на дереве: он, толстенький городской балованный ребёнок, и втащивший его тощий лохматый хмырь. Но мало того, что они оказались на дереве, так ещё и на высоте такой… значимой. И их не увидеть, и они всё видят.
- Как?!
- Да тихо ты, услышит, - шикнул на него паренёк; он, изогнувшись как кот, смотрел немигающим цепким взором вниз. – Этот за тобой гонится, да?
- Да… - Мальчик вжался спиной в ствол: он уже и не знал, кого бояться, вот этого, внизу, с ножом, или этого, который рядом. – Я один остался. Там у меня и сестра, и мама была, собака…
- Сволочь, - словно сплюнул мальчишка. Лицо его как-то неуловимо резко поменялось с беззаботно-любопытного на серьёзно-озлобленное, глаза прищурились, а губы скривились в резкую ломаную линию.
И тут он легонечко свистнул.
Вообще свистом это назвать было никак нельзя, что-то среднее между звуком при выдохе, шипения, свист и ещё черт знает чего; после этого вокруг них заплясали огоньки, и тут произошло невероятное, то, что привело мальчика в невероятный испуг.
Из-под каждого листика, из-под каждой веточки, скважины, щели, коряги – отовсюду посыпались разные маленькие существа: там были феи, летящие и светящиеся человечки длиной каких-то жалких три-четыре сантиметра, с блестящими крылышками и красными шапочками; были троу – мальчик безошибочно определил их, так как не столь давно в книжке у сестры про них читал, и смеялся ещё – страшноватые создания, надо сказать; какие-то твари с телом крупных, очень крупных муравьев (сантиметров пятнадцать, никак не меньше) и головой льва; и ещё куча всяких существ, отовсюду, отовсюду…
«Этого не может быть».
Он сидел и растерянно хлопал глазами; а человек, убийца его семьи, продолжал идти, пока не замечая этого всего перед собой.
- Смотри, - хихикнул его неожиданный спаситель. – Сейчас весело будет!
И тут человек громко закричал.
Дальнейшего мальчик не видел; зазвучала музыка, кто-то захохотал, засмеялся, свет внизу завихрился, а мальчик вжал голову в колени и не знал, что вообще делать и о чем ему думать.
«Черт, но как же это… как же…».
- Давай, - дернул его мальчик, - я тебя к городу отведу. Хотя знаешь… - и он стал придирчиво разглядывать испуганного беглеца, отчего сердце того едва не выскочило, отчаянно стуча в истерике о грудь. – А давай ты с нами останешься!
Мальчик знал, что лесные жители делают, чтобы оставить человека с собой. Знал и боялся этого, даже, наверное, больше, чем маньяка с топором, вырезавшего семью.
«Русалки топят. Феи крадут. Эльфы начинают танцевать. А потом умираешь или сходишь с ума, и остаешься с ними. Обязательно. Потому что они так решили. Я же читал…».
- Нет, - замотал он отчаянно головой. – Нет. Нет. Я домой, у меня бабушка…
- Ну как знаешь, - парень пожал плечами. – Я предложил просто: у нас семья хорошая, лесная.
- Нет, - чуть более уверенно сказал мальчик, выдохнув: он понял, что никто насильно его принуждать становиться лешим (или кто там, этот бесноватый парнишка) не будет, а, значит, можно было успокоиться. – Я в гости приходить буду, ладно?
- Спрашиваешь! – оживился собеседник.
Музыка внизу тем временем затихла, а свет исчез вовсе; когда они спустились с дерева, мальчик увидел труп убийцы – в неестественной позе (как будто во время танца ему вывернуло ноги наизнанку), с лицом, застывшем в предсмертной судороге (или ужасе?), с распростертыми руками и пеной возле рта. Леший презрительно показал трупу язык, после чего весело спросил мальчика:
- Ну что же, пойдём домой?
Когда на следующий день полиция забрала тело убийцы, следователи никак не могли понять, отчего мог так странно умереть этот ужасный человек, распластавшийся в нелепой позе по земле; мальчика передали на попечение бабушки с дедушкой, выплатив им щедрую компенсацию, к нему периодически приходил поставленный психолог, с которым мальчик общался дружелюбно, но довольно скупо; а каждый вечер он, втайне от родных, убегал в лес, забрав с собой какую-нибудь настольную игру или просто интересную вещь…
-
-
04.05.2011 в 20:33З.
-
-
04.05.2011 в 21:32Автор